Меня как исследователя очень занимают вопросы идентификации в мире различных обществ, стремящихся к стиранию границ, в том числе культурных, этнических. Поэтому выбор в качестве объекта фамильных башен Осетии был для меня очевиден. Этим проектом я ставил перед собой цель понять, какую роль в современном осетинском обществе играет башня, как символ.

«Собирательный» осетинский пейзаж немыслим без силуэта гор, башни, реки, также как русский невозможен без маковок церквей, берез, поля. Горная часть Осетии изобилует древними постройками, руинами, склепами, башнями. Это история. Со стороны, при беглом знакомстве кажется, что на этом – все. Но это не так. На самом деле фамильные башни обретают, особенно в последние годы, новую жизнь, и этот темп нарастает. Фамилии реконструируют, восстанавливают свои исторические башни и строят новые там, где их никогда не было. Башня как символ крепости рода, его своеобразной точки отсчета, связи с историей, национальной идентичности, стала крайне важна для осетин, переселившихся в города, на равнину. На этот процесс также повлиял развал СССР – каждый народ окунулся в поиски своих корней и отличий.

Для того, чтобы лучше раскрыть и визуализировать тему, я решил задокументировать все возможные формы существования башен сегодня: исторические, восстановленные, построенные заново, фамильные и боевые, башни-декор (рестораны, дворы, дома, КПП), символические (памятники, святилища), башни различных ущелий и типов постройки, горные и городские. Мне было важно проследить трансформацию башен от фортификационного прикладного назначения к символу идентичности.

Важно понимать, что ранние башни в Осетии датируются 14 веком, а поздние 19-м. Позапрошлое столетие – время, когда эти постройки потеряли свое функциональное (оборонительное, хозяйственное) предназначение. Это случилось с приходом российской администрации на Кавказ. Подавляющее большинство башен было разрушено или разобрано до 4-го этажа. В их восстановлении отказывали даже знатным осетинским фамилиям, причисляемым к российской знати. В связи с этим, башни – это еще и символ независимости.

Не каждая фамилия могла построить свою башню – это позволялось «избранным». На постройку общество выделяло 1 год. Если фамилия не справлялась, башню необходимо было разобрать. Следовательно, башня – символ богатства, крепости фамилии. Для меня, также, как, думаю, и для большинства прочих непосвященных, было открытием то, что часто «строитель» башни являлся также и основоположником фамилии, от его имени она и происходила. То есть, башня – буквально точка отсчета для сотен представителей конкретного рода. Может поэтому существовало проклятье: «Чтоб твоя башня разрушилась!»

На данный момент подавляющее большинство башен в горной части остаются разрушенными и продолжают рушиться, в том числе, памятники культурного наследия. Как говорят местные жители, есть противоречие в том, что комитет по охране памятников не занимается реконструкцией, при этом фамилии, которым принадлежат эти башни, не могут их восстановить своими силами по закону. В горах я слышал несколько историй о том, как на глазах местных жителей разрушаются хорошо сохранившиеся комплексы, заваливаются башни. В связи с этим, те, кто все же решается восстановить свое фамильное наследие, часто делают это с нарушением технологий, искажением изначального вида объекта.

Во время работы над проектом выяснилось, что возле фамильных башен представители этих фамилий уже почти не встречаются. При этом важно, что семейная память о местах сохраняется, сохраняются и легенды о башнях. Например, три таких истории мне рассказал Марат Цагараев, а потом показал и башни, о которых идет речь.

Напоследок важно отметить, что исторических фотографий башен сохранилось крайне мало, уж не говоря о фотографиях башен не разрушенных. Фотография глубоко проникла на Кавказ во второй половине 19 века. Важный вклад в сохранение образа Кавказа, и, конечно, Российской империи вообще, внес Сергей Прокудин-Горский, но в горах Осетии он не побывал. Именно благодаря его снимкам мы имеем представление о том, как выглядели (в цвете!) люди, города, архитектурные и индустриальные объекты, многое из того, что сейчас находится в запустении или вовсе исчезло. В качестве визуального решения этого проекта я сделал некий оммаж на фотографии Прокудина-Горского – съемка тремя налагающимися друг на друга кадрами, так, будто бы я, продолжая его миссию фиксации важных объектов, заехал все же в ущелья Осетии.